Хаим сутин все картины
По воспоминаниям Царфина, Сутин любил копировать фотографии, схожесть которых с оригиналом восхищала сельчан. Хаим Сутин: художник, которому было больно. Немолодая женщина «перебирает» своим взглядом яркие капли крови, которые расположились гроздями по подвешенной туше.
Именно тогда он познакомился со своим земляком, скульптором и графиком, выходцем из белорусского местечка Осипом Цадкиным. Цадкин предложил Хаиму делить с ним мастерскую. Мастерская находилась в подвале старого четырехэтажного дома рядом со сквером на улице Вожирар - неподалеку от знаменитых парижских боен.
Забравшись на крышу, Сутин подолгу смотрел, как дюжие работники волокут упирающихся животных в специальное помещение, откуда затем выносят страшные кровавые туши. Узнав, за чем именно часами наблюдает его юный друг, Цадкин привел Хаима к Пикассо, послушать его рассказы про бой быков в Испании. Прежде Сутин не представлял себе, что человек и бык могут схватиться на равных.
Надо сказать, от дружбы с Пикассо его вовсю отговаривали, и не кто-нибудь, а Гийом Аполлинер. Из мемуаров Цадкина следует, что именно он рассказал о Сутине Модильяни. Дело было в кофейне на Монмартре.
Модильяни, вдребезги пьяный, тут же захотел посмотреть работы Сутина. Как вспоминал Цадкин, они ввалились к нему в подвал и застыли от изумления. Сутин стоял голый перед холстом и смотрел на него любовно, словно это была девушка. Потом он бережно взял кисть и нанес два-три сильных и ровных мазка на поверхность холста. Эффект был поразительный - будто на холст попала струя крови.
Ощущение было настолько сильным, что Модильяни закричал. Потом Хаим обозначил вокруг этой "рваной раны" контуры человеческого тела, затем водрузил ему на голову нечто несуразное, похожее на цилиндр, который через мгновение превратился в белый колпак поваренка. Модильяни задрожал и вскрикнул: "Тебе нужна девушка, Хаим, иначе ты пропадешь! Модильяни притащил его к себе в мастерскую, заставил позировать, потом предложил ему пожить на улице Жозеф-Бара у его друга поэта Леопольда Зборовского, который продавал картины Модильяни.
Правда, жена Зборовского Анна невзлюбила Хаима и запретила приводить его в дом. В отместку Модильяни нарисовал портрет Сутина прямо на двери ее квартиры. Хаим стал легендарной личностью среди обитателей Монпарнаса именно из-за этой двери. Его портрет пытались оттереть, выжечь, выскоблить, в конце концов дверь сняли с петель и выставили на продажу. Ее купил какой-то сумасшедший мануфактурщик, любитель постимпрессионистов Люсьен Map. А через десять лет продал - она стоила в тысячу раз больше.
Ее новым владельцем оказался арабский шейх. С легкой руки Модильяни Хаиму позировали прехорошенькие натурщицы. Самой утонченной и красивой была Люния Чековская, затем шла Беатрис Хестингс - знаменитая укротительница пьяных художников, соблазнительная, властная и эксцентричная подруга Модильяни Беатрис могла, например, развлечения ради пройтись в какой-нибудь немыслимой шляпке, с корзиной, полной живых уток.
И наконец, некая продавщица цветов с площади Пигаль по имени Руфь. Она была непомерно толста и выглядела лет на сорок старше Сутина. Ее Хаим любил особенно. И за то, что она такая толстая, как женщины из его детства, и за то, что беспрестанно шутила, переиначивая невинные выражения в похабщину. Говорили, что именно Руфь лишила Хаима невинности.
Странный он был человек. Кто-то пустил слух, что Хаим не женится, потому что не может любить нормальных женщин. Якобы художник Кислинг видел, как Хаим целовал и гладил каменную статую, когда в студии никого не было. Правда это или нет, кто знает? Художники все немного чокнутые. По свидетельству натурщицы Полетт, Сутин страдал лунатизмом. Однажды Модильяни запер Полетт и Хаима в его подвале, подсунув под дверь палитру с красками и три куска картона, на одном из которых было написано: "Либо рисуйте, либо занимайтесь любовью".
Бедный Сутин от смущения лег не раздеваясь на диван и заснул. Ночью он разбудил Полетт, велел ей раздеться, разделся сам - и они стали танцевать. Танцевали почти в полной темноте, без единого звука, лишь тихо шаркали босые подошвы об пол.
Полетт рассказывала, что ей казалось, будто Хаим спит. У него было небольшое психическое отклонение - он испытывал болезненное влечение к красному. При виде окровавленных мясных туш Хаим впадал в экстатическое оцепенение.
Об этом вспоминают многие его биографы и друзья. Патологическая любовь к красному породила его неповторимую манеру письма - что бы ни изображал Сутин, это напоминало выворачиваемое наружу чрево, словно живое тело разрывает рог быка или некий инстинкт, призванный природой не уберечь, а уничтожить человека.
Однажды утром бездыханного Сутина нашли в мусорном ящике. Дворник, обнаруживший находку, вызвал полицию. Выяснилось, что это не труп, а мертвецки пьяный Хаим. В участке за чашку кофе и булочку Сутин нарисовал портрет начальника полиции. Полицейский чин оказался нежным человеком, тонким ценителем живописи. Он увидел в нищем алкоголике гения.
В начале х, когда Франция переживала эйфорию победы над Германией, и, казалось, все самое страшное осталось позади, изображения огромных окровавленных туш принесли Сутину признание. Сам Хаим толком не отдавал себе отчета, откуда взялась эта слава. Его картины стали хорошо продаваться. Он завел собственную студию на площади Клема, откуда открывался удивительный вид на Сену - он напоминал ему вид на Двину, реку его детства. Он стал бороться с собственной славой непомерным чудачеством.
Если кто-то держал в доме кошек, то Хаиму взбрело в голову держать старушек. В его доме появились какие-то невообразимые бабули, про которых он говорил, что это его дальние родственницы - какие-то кухарки, будто только-только сошедшие с его полотен.
Одни говорили, что он с ними спит, другие - что он их только рисует В отличие от Шагала Сутин никогда не пытался выразить любовь к своей родине в живописи. Ему будто бы претила сама возможность писать нечто идиллическое. Собственная биография для него началась ровно с того момента, когда он осознал, может быть несколько шизофренически, угрозу, нависшую над миром, и чудовищную силу инстинкта, толкающего человека к смерти.
Начало войны застало Сутина в Париже. Он не уехал, как Шагал, Цадкин и многие другие его друзья. Он словно дожидался апокалипсиса, который предрекали его же собственные картины.
Он умер через восемь месяцев после того памятного рождественского бала, в августе года, на операционном столе. От опухоли, которая съела его мозг. Ему было пятьдесят лет. Наверное, тогда, под Рождество, он предчувствовал близкий конец и хотел вернуться туда, куда ему уже не было дороги, - на родину, в детство, к тем нищим и убогим, кого он всю жизнь рисовал и чья бедность в конце концов принесла ему деньги и славу.
Странный был человек. Люди биографии, истории, факты, фотографии. Хаим Сутин Статьи Биография. Дмитрий Минченок Сообщение Статьи Подписаться.
Сыну это не понравилось, и на следующий день он выследил и жестоко избил Хаима. После того как родители потерпевшего пожаловались властям, нападавшие выплатили семье 25 рублей. Как бы там ни было, но в столицу нынешней Литвы Хаим прибыл с маленьким чемоданом вещей и огромными планами на свое творческое будущее. Он был уверен, что как человек, который рисует с детства, просто обязан поступить в престижную художественную школу.
Все было предельно просто: сдал экзамен — учишься, нет — приходите в следующем году или не приходите вообще. Казалось бы, что могло пойти не так? Сильно разволновавшись, он ошибся с перспективой и провалил экзамен. Он рыдал в ногах профессора. Тронутый слезами юноши, он позволил Сутину еще раз выполнить экзаменационное задание, но на этот раз он Сутин — Прим.
Он великолепно справился с задачей и вскоре стал одним из лучших учеников школы», — рассказывал Маурис Тухман. В школе изящных искусств Сутин встретил своего минского друга Мишеля Кикоина. Вскоре к ним примкнул еще один белорус — уроженец Речицы Пинхус Кремень.
Кикоин вспоминал :. Пылкое воображение Сутина уносило его дальше других, и скоро Париж стал занимать все его мысли». Подобно большинству студентов, Сутин приезжал домой на рождественские и летние каникулы.
Последние весьма неохотно позировали ему, и тогда Хаим пошел на хитрость. Будучи студентом Виленской художественной школы, он носил ее форму, которая производила большое впечатление на некоторых жителей местечка.
Хаим решил выдать себя за официального представителя властей. По словам Царфина, сельчане относились к будущему дипломированному художнику с должным уважением и трепетом:. Сосед-шляхтич, мелкий польский дворянин, спросил у моего отца, что это за форма.
Когда отец объяснил ему, что Сутин учится в Школе искусств и что он станет художником, поляк спросил, соответствует ли положение художника положению врача. Стоимость обучения в художественной школе Вильно составляла пять рублей в год, но по решению педсовета учащиеся из бедных семей освобождались от оплаты.
Скорее всего, Сутин учился «на бюджете». Он снимал комнату вместе с Кикоином и пятью другими студентами. Отец Хаима не мог покрывать расходы сына, и юному студенту приходилось подрабатывать, рисуя портреты по фотографиям. Закончив обучение в Вильно, Кикоин и Кремень уехали в Париж. Сутин присоединился к ним год спустя. В Париже у юного уроженца Смиловичей начинается совсем другая жизнь.
Ни тебе сельской экзотики, ни работы в поле, ни озер, ни лесов, ни лугов. Париж начала 20 века привлекал творческую богему со всего мира. Единицы вырывались из этого бурлящего котла к славе, признанию и достатку, большинство так и продолжали барахтаться всю жизнь, пока их обессиленные тела не опускались на дно. Хаим попал в самую гущу богемного Парижа. Кикоин и Кремень затащили товарища в знаменитую творческую коммуну «Улей» La Ruche. Этот объект архитектуры занял особое место в «тусовочной» жизни Парижа.
Владел «Ульем» скульптор Альфред Буше. Еще в году он приобрел участок земли и возвел там напоминающую круглый улей трехэтажную ротонду. Внутри здания располагались студий, которые Буше сдавал за символическую плату начинающим художникам и литераторам. Месячная аренда стоила как два недорогих обеда в закусочной. Иногда Буше и вовсе прощал своим постояльцам долги. Мастерские представляли собой почти треугольные комнаты без электричества и отопления.
За причудливую планировку их называли «гробами». Здесь Хаим жил и работал. В одно время с ним мастерскую в «Улье» снимал и еще один именитый белорус — Марк Шагал , но прочных связей между ними не установилось. По-настоящему Сутин сдружился лишь с одним «постояльцем» парижского творческого притона — Амедео Модильяни.
Однако в учебных кабинетах Сутин не задерживался.
Куда больше времени он проводил в залах Лувра, созерцая полотна Рембрандта и Сезанна. Он крался вдоль стен. Казалось, он терзался страхом. Когда к нему приближались, он отскакивал в сторону. На картины мастеров прошлого он смотрел как верующий на изображения святых. Он шагал медленно, с согбенной спиной.
Он прижимался к стенам, будто боялся тени или призрака. Детская улыбка временами освещала его лицо», — так описывал Сутина один из его современников. Жизнь Сутина в Париже была лишена лоска. Молодой художник учился, творил и постоянно искал подработки, чтобы не умереть с голода.
Он был и грузчиком, и декоратором, и натурщиком, и разнорабочим на заводе, но нигде надолго не задерживался — он мог подолгу заниматься только живописью.
Друг Модильяни свел Сутина с поляком Леопольдом Зборовским , который занимался продажей картин. Тот выплачивал талантливым творческим личностям скромное жалование в обмен на исключительное право реализации их работ. В поисках новых тем для своих картин Хаим пускался во все тяжкие.
Он покупал на бойнях разрезанные туши быков и тащил их к себе в мастерскую. Там он подвешивал останки к потолку и писал с них картины.
Порой творческий процесс настолько захватывал его, что он напрочь забывал о времени. Туши висели, разлагались, заполняя вонью мастерскую и соседние помещения. На самом же деле кровь была от разделанной туши, которая висела на стене [мастерской]», — писал Джекки Вульшлегер в своей книге «Марк Шагал: история странствующего художника». В Париже Сутину приходилось тяжело. Я оказался одним из немногих свидетелей. Я видел, как он писал натюрморт с селедками, висящую утку, кровавую тушу.
Прежде чем съесть принесенную из лавки снедь, он принимался за натюрморт и мучился, разрываемый голодом, пожирая ее лишь глазами, не позволяя себе к ней притронуться, пока не закончит работу.
Кто голодал, тот поймет это. Сила каждого произведения искусства дается беспощадной правдой о своей жизни. В начале двадцатых годов быстрое восхождение Сутина к вершине славы казалось бы невероятным предположением. Того, кто утверждал это, сочли бы сумасшедшим человеком», — писал Талов в своем сборнике «Воспоминания.
Перманентное безденежье не мешало Сутину проводить вечера в парижских забегаловках. Его, например, часто видели в кафе «Ротонда». Как писал поэт и публицист Илья Эренбург , это заведение напоминало сотни других.
У цинковой стойки «Ротонды» толпились извозчики, шоферы такси, служаки. Они пили кофе или аперитивы, а позади была темная, «прокуренная раз и навсегда» комната на десять — двенадцать столиков. Вечером она заполнялась: стоял крик, смех, разгорались споры по любому поводу, декламировались стихи.
Иногда кто-нибудь напивался, и его вытаскивали из зала просто на улицу. У Сутина был вид перепуганный и сонный; казалось, его только что разбудили, он не успел помыться, побриться; у него были глаза затравленного зверя, может быть, от голода. Никто на него не обращал внимания. Можно ли было себе представить, что о работах этого тщедушного подростка, уроженца белорусского местечка Смиловичи, будут мечтать музеи всего мира?
В году Сутин переезжает подальше от столицы на юг Франции. Он живет в разных городах, наслаждается красотой пейзажей, пишет картины. В году его настигает страшная весть — в одной из парижских клиник от туберкулезного менингита умер его дорогой друг Модильяни.
После этого Хаим еще больше замкнулся в себе и с головой ушел в творчество. Два года спустя Сутин вернулся в Париж. С собой он привез около картин — Зборовский был в восторге от своего протеже. А вот что точно его не радовало, так это свойство Сутина в приступах депрессии самостоятельно уничтожать свои работы. Иногда он мог выложить серию своих работ на пол — как будто это выставка, — изучать их часами, а затем достать нож и изрезать несколько полотен.
Он уничтожал свои картины, стоило хоть кому-то выразить сомнения в их качестве, или когда кто-то говорил о том, что эти картины напоминают ему стиль другого автора», — писал Раймон Конья в своей книге «Сутин». Признание к Сутину пришло случайно. Его работы оставались для широкой публики незамеченными до тех пор, пока в году в Париж не приехал богатый американский коллекционер современного искусства доктор Альберт Барнс.
Он зашел в гости к Леопольду Зборовскому и обратил внимание на одно из полотен Сутина. За раз меценат выкупил около 70 картин художника, заплатив за них 20 тысяч франков, что на сегодняшний день равняется примерно 23 тысячам евро. Вот как описала этот эпизод современница Хаима художница Мария Воробьева-Стебельская в своей книге «Моя жизнь с художниками Улья»:. Я долгое время не мог найти для Сутина ни одного серьезного покупателя.
Я не миллионер, в конце концов, и представьте, во что мне обошелся Моди [Модильяни], — хотя сейчас цена на него пошла вверх. Но по поводу Сутина я был действительно в отчаянии.
День или два назад у меня был скандал с женой: я схватил стопку его работ, вырвал их из подрамников, свернул и сунул в печь на растопку.
На следующий день, вы только послушайте, ко мне неожиданно заходит известный американский коллекционер доктор Барнс, который был в Париже проездом.
Я показываю ему вещи Кислинга, Модильяни и так далее. Я в холодной испарине мчусь на кухню, думая, успела ли кухарка все сжечь или нет. Открываю печь — слава Богу! Я нагреваю утюг, проглаживаю некоторые загибы через тряпку и представляю этому американцу живую душу, не мою, вы понимаете, — Сутина. Ну, мы сделали расчеты, составили договор, все как полагается, и теперь успех Хаима — дело решенное. Через год или два у него будет выставка в Париже, потом в Америке.
При хорошей рекламе, вы увидите, наш Сутин станет очень успешным художником. Как я мог в этом сомневаться, что я за идиот!