Гоголь и театр сообщение кратко, Гоголь в Петербурге
Капниста, с семейством которого по-соседски дружили Гоголи-Яновские, вспоминает, что в начале века она смотрела в Полтаве кукольные представления см. Пятое действие начинается с изображения торжества и "величия" городничего и завершается разоблачением Хлестакова , являющимся тем самым и катастрофой для городничего. Комедия, по мнению Гоголя, должна не забавлять смешными ситуациями, прикрывая этим подлинные, кровоточащие противоречия и язвы общественной жизни, а смело и правдиво их вскрывать, сдергивать маску лицемерия с представителей господствующих классов.
На фасаде здания в году была установлена мемориальная доска в память о писателе. А сама Малая Морская улица с по год носила название улица Гоголя. Для тех, кто хочет пройти гоголевским маршрутом, в Петербурге устраивают театрализованные экскурсии.
Маршрут: здание гауптвахты на Сенной площади — Вознесенский проспект — Казанская улица — Гороховая улица — Малая Морская улица — Невский проспект — Малая Конюшенная улица. В Петербурге можно отыскать несколько скульптурных объектов, посвященных писателю и его произведениям. Идея создать монумент к столетию со дня рождения писателя возникла еще в году. Тогда его собирались установить на Манежной площади. Но ни один из проектов не был принят. В году, когда Малая Конюшенная улица стала пешеходной, было решено, что это лучшее место для памятника писателю.
Скульптором стал Михаил Белов, ученик Михаила Аникушина. Архитектор — Владимир Васильковский. Гранитный постамент с бронзовым бюстом писателя находится перед Адмиралтейством возле фонтана.
Памятник был открыт 17 июня года. Создатель скульптуры — В. На постаменте выгравированы цитаты из «Мертвых душ» и письма Гоголя к Жуковскому. Памятники Носу майора Ковалева, одному из самых загадочных петербургских персонажей. В Санкт-Петербурге можно встретить три оммажа Носу, при этом два из них являются почти близнецами. Первый барельеф размещен на фасаде дома 36 по Вознесенскому проспекту угол с проспектом Римского-Корсакова, д.
Фантастическая повесть начинается с эпизода обнаружения цирюльником носа в свежеиспеченном хлебе.
Жил цирюльник на Вознесенском проспекте, и отсюда началось путешествие Носа по Петербургу. Барельеф создал архитектор Вячеслав Бухаев по эскизу драматурга и скульптора Резо Габриадзе. В работе принимал участие сотрудник Музея городской скульптуры Владимир Панфилов.
В году скульптура пропала.
Был создал новый барельеф, фактически повторяющий своего предшественника. Только второй Нос стал меньше и обрел прыщик, который так беспокоил майора Ковалева.
В был обнаружен пропавший Нос. После реставрации его вернули на прежнее место. А новый барельеф разместили на фасаде Музея городской скульптуры. В году в преддверии празднования летия со дня рождения Гоголя во дворе филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета Университетская набережная, д. Материал подготовлен редакцией портала «Культура Петербурга». Цитирование или копирование возможно только со ссылкой на первоисточник: spbcult. Что посмотреть в музее русской драмы в Александринском театре: залы, экспозиции, коллекции.
И все это с такой страстью, порою в «Опавших листьях», в письмах с такими, не побоюсь сказать, ненавистью и отвращением, по сравнению с которыми даже высказывания Толстого-«Американца», даже «Письмо к Гоголю» не стесняющегося в выражениях неистового Виссариона последнего, кстати, Розанов также не жаловал кажутся чуть ли не комплиментарными В одном из своих этюдов о Гоголе Розанов утверждал, что все персонажи «Мертвых душ» — «куклы, жалкие и смешные», «это крошечные восковые фигурки» 5 , а поэма в целом, как, впрочем, и «Ревизор», «Женитьба», «Игроки», «Шинель», — не более чем «анекдот» 6.
Розанов, по-видимому, был уверен, что такие оценки убийственны для художника; большинство же из нас, со школьной скамьи воспитанных в священном трепете перед классиком, воспринимает их как кощунственные. Дело, однако, в том, что сторонники обеих точек зрения, при всей противоположности последних, исходят из общих эстетико-поэтических критериев, изначально не только приоритететных, а — без преувеличения — сакральных для русского литературного сознания; это, во-первых, психологический реализм, во-вторых, самодвижение и самораскрытие характеров.
И для Розанова, и для его оппонентов оба постулата — аксиомы, вне которых в их представлении вообще нет литературы. А между тем история мировой литературы знает и иные, так сказать — «неевклидовы», эстетические принципы и традиции, к которым критерии классического реализма как бы высоко мы их ни оценивали просто неприложимы.
Игнорируя эту традицию, смеховую стихию барочного староукраинского театра, в частности — вертепа с присущей ему поэтикой, системой традиционных типов и масок, невозможно понять и объяснить ни ту «кукольность» персонажей, ни ту «анекдотичность» ситуаций, которые отметил у Гоголя Розанов. Я думаю, Розанову, озабоченному проблемами русского предреволюционного и революционного «вертепа» в данном случае — разбойничьего притона , вообще было не до старинного украинского вертепа — кукольного театра; рискну предположить, что он его просто не знал.
Зато Гоголь — знал, и знал не понаслышке. Хотя в пору его детства и юности бродячие «спудеи» и «мандрованные» дьяки — «шоумены» вертепного театра — были уже последними из могикан, он их еще застал, еще успел увидеть закатные отблески этого яркого явления культурной жизни Украины XVII— XVIII вв. В повести о двух Иванах представшая взору Ивана Ивановича «пестрая и причудливая картина» сушки старых вещей во дворе Ивана Никифоровича сравнивается Гоголем с вертепом, «который развозят по хуторам кочующие пройдохи».
Совершенно очевидно, что сравнение принадлежит тому, кто сам не раз был зрителем вертепного представления, видел «царя Ирода в золотой короне», «Антона, ведущего козу», слышал, как «визжит скрыпка» и «цыган бренчит руками по губам своим вместо барабана В кибинецком театре, правда, не показывали кукольные представления, здесь усилиями Василия Афанасьевича Гоголя ставились спектакли с живыми актерами, но многие сцены из комедий Котляревского и самого Василия Афанасьевича по стилю и духу, по смеховым приемам близки были как школьным интермедиям, так и вертепу.
Общей типологической чертой школьной драмы и вертепной была двойственность.
В структурном отношении эта двойственность выражалась в присущей барокко «антитетической бинарности» 8 , эстетическом консептизме, т.
Если в школьной драме, которую и называли часто «трагедокомедией», это проявлялось в том, что в «серьезное» действие вплетались веселые, бытовые, иногда сатирические интермедии, то вертепный кукольный театр придавал этой двойственности предельно наглядный характер: переносной ящик состоял из двух этажей, на верхнем разворачивались евангельские эпизоды, чаще всего рождественский, связанный как раз с «вертепом» — пещерой, в которой родился Иисус обычно, впрочем, разыгрывался не канонический, а травестийный вариант этих эпизодов , нижний же этаж был отдан делам земным, социально- бытовой сфере, событиям комическим, шутейным, балаганным.
Вертеп, таким образом, представлял собою своего рода модель мироздания, по-своему отражавшую его изначальную амбивалентность, такие онтологические оппозиции, как небо — земля, дух — плоть, священное — профанное. Так что те «кочующие пройдохи», которых упоминает Гоголь, могли бы на свой лад переиначить знаменитые шекспировские слова если, бы конечно, они слыхивали о Шекспире о мире, театре и актерах, — в зеркале их искусства мир и впрямь представал вертепом, а люди — марионетками, куклами.
В украинском вертепном театре сложился устойчивый круг таких персонажей: кроме названных Гоголем царя Ирода, простака Антона с козой и цыгана, были еще дед и баба, солдат-«москаль», еврей-шинкарь, хвастливый шляхтич, поп чаще всего униатский или дьяк, ведьма, черт, бродячий бурсак и обязательно запорожец — главная фигура, воплощавшая героическое начало и неизменную победу над силами зла, над всякого рода чертовщиной.
Заметим: все это были маски, куклы, марионетки, о психологизме, о характерах, тем более, об их самодвижении тут не могло быть и речи, движитель был один — рука кукловода. Старое гоголеведение работы Н.
Петрова, В. Перетца, А. Кадлубовского, особенно В. Розова достаточно досконально исследовало вопрос о том, как традиционные для украинской интермедии и вертепа типы и связанные с ними ситуации отразились в гоголевских повестях украинского цикла. Выше я коснулся той же темы, сопоставляя эти повести с комедией Гоголя-отца. Попробуем, однако, задаться вопросом: выходит ли традиция вертепа у Гоголя за пределы украинских повестей, и если да, то как, в какой мере и в какой форме она проявилась?
Казалось бы, тут все ясно. Конечно же, традиционных вертепных масок и ситуаций как таковых, в их чистом, изначальном виде, мы ни в пьесах Гоголя, ни в его петербургских повестях и «Мертвых душах» не обнаружим. Хотя бы уже по той простой причине, что объект изображения, сам, так сказать, жизненный материал в них иной, чем в «Вечерах» и «Миргороде», где, по замечанию М.
Бахтина, «тематика В этом отношении у «постукраинского» Гоголя улавливаются достаточно узнаваемые приметы поэтики, которую М. Бахтин относит к сфере «площадной и балаганной комики», связывает с «косвенным влиянием Рабле» и стернианства, хотя можно указать на значительно более близкий Гоголю «адрес» — традицию украинского барочного вертепного театра с характерными для него фабулой- анекдотом, заданностью персонажей, их знаковой одноплановостью, мозаичностью построения текста, немотивированностью смены эпизодов, диктуемой не столько логикой внутреннего развития характеров, сколько а подчас и главным образом волей автора.
Эти признаки здесь не столь очевидны, как, например, в «Сорочинской ярмарке» или «Ночи перед Рождеством», обычно они скрыты, латентны, к тому же чаще всего трансформированы, однако не заметить их — разумеется, при условии пристального и непредвзятого прочтения — трудно.
Положа руку на сердце, разве не сплошной анекдот все это долгое сватовство Подколесина, его неожиданный побег через окно? Не анекдотичны ли истории о том, как три карточных плута «переплутовали» третьего «Игроки» или как стреляный воробей и тертый калач Городничий «сосульку, тряпку» принял за важную персону? Так что «анекдот» — это не уничижительная характеристика, скорее это определение жанра, по его законам и следует судить о произведении, судить, а не осуждать. То же следует сказать и об интермедии, о кукольном театре, вертепе, которые относятся к низовому барокко не потому, что они, так сказать, ниже качеством, а лишь потому, что они отражают «низ» человеческого существования.
Да, в Подколесине, в двуедином «Добчинском-Бобчинском», в Манилове, зяте Мижуеве, Тентетникове, если угодно, даже в Коробочке — в каждом по- своему — проглядывают черты традиционного интермедийного простака, подобно тому, как черты ярмарочного цыгана — в Кочкареве, Ноздреве или в самом Чичикове. Да, собранием изумительно пластичных, но, согласимся, чисто функциональных кукол, движимых рукой мастера, предстают костюмированные фигурки прохожих на «Невском проспекте», женихи в «Женитьбе», все, кроме Городничего, чиновники в «Ревизоре» Такими, кстати, представляет их сам Гоголь.
Нужно, чтобы эти позы никак не встретились между собою и были бы разнообразны и различны; а потому следует, чтобы каждый помнил свою и мог бы вдруг ее принять, как только поразится его слух роковым известием» IV,. Собственно, еще и до немой сцены, во время чтения почтмейстером письма Хлестакова, лишь Городничий единственный среди городских чиновников живой характер реагирует на убийственную сенсацию неподдельным словом и чувством, остальные, словно заводные куклы, заикаются, мычат, лепечут что-то невнятное О Хлестакове надо сказать отдельно.
Он, конечно же, отнюдь не кукла и в этом смысле вроде бы не вписывается в вертепную традицию. Однако с ним связана особая, причем непосредственно вытекающая из этой традиции, тема — тема черта, бесовщины, как отметил в свое время Д. Мережковский, одна из главных, сегодня сказали бы — парадигмальных, у Гоголя. Нетрудно предвидеть сомнения: как, Хлестаков, этот «ничтожный характер», этот «пустейший» малый, — и вдруг бесовщина, некая инфернальная сила Между тем мировая литература знает два обличья дьявола, две его ипостаси: Мефистофель — и мелкий бес, грозный князь тьмы, враг рода человеческого — и простоватый, неловкий черт-неудачник, существо зловредное, но одновременно и жалкое, притом комически жалкое.
В староукраинском вертепном бурлеске и травестии черт предстает всегда именно в комическом обличье, его мелкие пакости неизменно оканчиваются неудачей, он то и дело попадает впросак, ему достаются побои, оплеухи. Так выглядит черт и в ранних повестях Гоголя исключение составляет, пожалуй, Басаврюк , достаточно вспомнить хотя бы «Пропавшую грамоту», герой которой лихо расправляется с «Иродовым племенем» — целым сонмом чертей и всяческой нечисти, или «Ночь перед Рождеством», где черту приходится везти на себе кузнеца Вакулу в «Петембург» и обратно, а после этого еще и отведать хворостины.
Других ранних произведений Гоголя не сохранилось.
В году в жизни Гоголя случился переезд в Петербург. Там он служил чиновником, пробовал устроиться в театр актером и занимался литературой. Актерская карьера не ладилась, а служба не приносила Гоголю удовольствия, а порою даже тяготила. И писатель решил проявить себя на литературном поприще.
Произведение Гоголя «Басаврюк» было опубликовано первым. Позднее повесть переработана в «Вечер накануне Ивана Купала». Именно она подарила писателю известность. Ведь до этого творчество не приносило Гоголю успеха. Произведения Гоголя «Ночь перед Рождеством» , «Майская ночь», «Сорочинская ярмарка», «Страшная месть» и прочие из того же цикла поэтично воссоздают образ Украины. Также Украина была ярко описана в произведении Гоголя «Тарас Бульба». В году Гоголь знакомится с представителями литературных кругов Жуковским и Пушкиным , бесспорно эти знакомства сильно повлияли на его дальнейшую судьбу и литературную деятельность.
Интерес к театру у Николая Васильевича Гоголя проявился еще в юности, после смерти отца, замечательного драматурга и рассказчика. Осознавая всю силу театра, Гоголь занялся драматургией. Произведение Гоголя «Ревизор» было написано в году, а в впервые поставлено. Из-за отрицательной реакции публики на постановку «Ревизора» писатель покидает страну.
Затем, с марта , в Риме продолжалась работа над первым томом величайшего произведения Гоголя «Мертвые души», который был задуман автором еще в Петербурге.
