Психбольной я в дурдом, AZLyrics - request for access
Две очереди, ты выбираешь, какую занять: на биде или на ванную, где можно помыть голову или ноги. Моя цель убить психблейда. Она насторожилась, спросила, есть ли суицидальные мысли. Мне встречались в больнице люди, которые шутя подбадривали себя: «Хоть зуб здесь вылечила», «Наконец от цистита избавилась».
Are you an artist? Make the most of your lyrics with Musixmatch Pro! Go to Pro. Translations 1. Verified by Artist. Lyrics of Нездоровый by psixblade Мне чё то грустно, меня куда то везут в машине.
С мигалками, и люди в белой форме. Я безумен, псих больной. Братан свали отсюда быстро у меня в руке катана. Без глотки ща пройдёшься. Моя цель убить психблейда. А, это же я. Я режу двери, стены, окна, полы, вещи, мебель,. Шкафы, матрас, решётки, шторы, ногти, еду, душу,. Ванную, туалеты, жизни, ковёр, посуду, полотенце,. Тряпки, доброту, свободу, грусть, веселье. Да и впрочем этот бит. Привет, давай рассказуй, как дела? Есть друзья?
Не мёртвый? Всё плохо, нет конечно, не нуждаюсь, нафиг надо, мёртвый. Хах, я не здоровый. Я найду тебя, даже в потёмках. Не убежишь братан, я ща в потоке.
Скроешься лишь, только в могиле. Я не монстр, просто больной ха. Что, со мной ща, не понимаю. Кто, я такой, я, не понимаю,. Отойдите все, я, вас пораню. Словами пораню вас сильнее, чем катаной.
Я бешенный. Я бешенн. Я бешен. Я беш. Я бешенный разрублю глотку тебе катаной,. Психблейд сильнее абсолютов значит он их всех опасней. Я настолько быстрый что не знаю откуда ща нападу. Позже я узнала, что меньше недели здесь вообще не лежат. Это необходимый «минимум», за который каждый пациент проходит обследование, сдает общий анализ мочи, кровь, тест на ВИЧ.
Даже те, кто попал сюда случайно и врачи сами это понимали , проходят все процедуры. Мне встречались в больнице люди, которые шутя подбадривали себя: «Хоть зуб здесь вылечила», «Наконец от цистита избавилась». Врачи в больнице только назначают медикаменты. Никакой психотерапии не проводится.
Поговорив со мной, доктор прописал лекарства, я получила их вечером того же дня от медсестер. Названий препаратов, которые давали в больнице, ни я, ни кто-либо другой из пациентов не знал: это держится в тайне.
Если пациенты желали узнать хотя бы что-то о своих медикаментах, персонал не церемонился, могли ответить очень резко. Мне было очень жутко в больнице первое время. Со мной бок о бок жили пациенты разной степени тяжести.
Некоторые напоминали овощи: взгляд лишен смысла, подвижности ноль, они могли целыми днями не вставать с кровати. Рядом со мной лежала девочка с яркой восточной внешностью, у нее всегда был приоткрыт рот, она могла долго лежать или сидеть, уставившись в одну точку. Были девушки, которые слышали голоса, страдали галлюцинациями или манией преследования. Встретилась девушка, которая считала себя Богом. Бабушка с деменцией намазывала на лицо овсяную кашу.
Отдельная боль медперсонала и пациентов — тучная, постоянно писающаяся женщина, на которую никак не могли найти подходящий подгузник.
Мадам сопровождали санитарки, вытирая за ней влажный след. Она орала романсы, громко читала стихи и покрывала отборным матом всех, кто ей чем-либо помешал. Позже ее перевели в отделение для буйных. Многие поступали сюда в крайне тяжелых состояниях. Пациентов обкалывали, давали успокоительные. Девушку Надю очень тошнило от седативных.
Санитарки, видя это, не пытались изменить ничего, только психовали и даже заставляли эту еле стоящую на ногах девчонку убирать за собой. Мы потом с Надей подружились. Выходить на улицу здесь не разрешалось, физической активности не было.
Единственная возможность прогуляться — ходить по длинному коридору. Моя кровать как раз находилась рядом с выходом в коридор. Я не могла спрятаться от этих страшных шагов. Кто-то ходил по коридору парами, живо беседуя. Кто-то шел нервно, быстро, будто куда-то торопился.
Кто-то гулял как призрак, с отсутствующим лицом. Кто-то бормотал себе под нос. До ужаса было жалко тех, кто попадал сюда совсем случайно , у кого не было никаких расстройств. Девушка рассталась с парнем, пришла в гости к подруге, очень плакала, долго не унималась. Мама подруги сказала: «Это ненормально. Нужно вызывать скорую».
Скорая приехала, врачи сказали, что это не их случай, но они могут позвонить другой бригаде. И тут же вызвали бригаду психушки. Девушка всего-навсего резко отреагировала на шаблонную фразу врачей «Жизнь продолжается», сказав, что у нее дурацкая жизнь и жить ее ей не хочется еще раз: осторожнее с высказываниями о суициде.
Она в психбольнице. На неделю. Обходит врачей по «минимуму». Через пять дней после прибытия в психушку меня перевели в поднадзорную палату. Преимущество — можешь свободно ходить по коридору и отправляться в туалет, уже не спрашивая разрешения.
За тобой все равно наблюдает медсестра. Разрешается иметь личные вещи: расчёску, полотенце, крем для лица и для тела, гель для душа, шампунь, домашнюю одежду. Даже в больнице хочется быть чистой и ухоженной. Через день меня перевели в обычную палату, у туалета, где не было строгого присмотра — стало полегче. Но там я наблюдала ежеутренние и ежевечерние представления от санитаров и курящих людей.
Вообще-то, курение в больнице запрещено категорически. Но не все санитарки любили убираться и поэтому пользовались трудом курильщиц. После кварцевания пациенты мыли коридоры, туалеты и комнаты.
Потом они вставали в очередь, и медработники выдавали им сигаретки. Процентов 70 персонала вели себя ужасно. Но были и по-настоящему человечные сотрудники. Когда дежурили адекватные медсестры и наша любимая санитарка Танюша , душевую открывали раньше на час или закрывали позже на час о душевой подробнее в разделе «Гигиена». Про Танюшу отдельно скажу, она была очень классная: сама мыла полы, а курящим девочкам давала сигареты просто так. Еще она мастерски подстригала ногти, очень аккуратно а это было нужно, в клинике не разрешались ножницы и пилки , мы называли эту процедуру «Маникюрный салон Танюши».
Итого вместе с Танюшей всего три сотрудника разговаривали с нами по-человечески: не брезгливо, не высокомерно, а как с нормальными членами общества. Остальные не стеснялись срывать свою злость на пациентах.
Была одна, которая все время орала. Она спокойно не говорила вообще. Когда ей сделали замечание, она проорала, что не кричит, это у нее голос такой. Другие две любили перемывать кости. При всех. Таблетки, которые пациенты принимали до поступления в больницу, согласовывались с врачом. У меня такие были. Как-то санитарка во время выдачи лекарств с деланным изумлением спросила меня: «Это что, противозачаточные? Рядом стояла другая санитарка: «25 ей, она вообще-то уже кучу лет замужем, ей рожать пора, а она гормоны пьет».
Выдали, я вышла из очереди в крайнем смущении. Я уж не рассказываю о ситуациях, когда санитары могли навести ревизию тумбочки, без ведома пациента или когда сотрудники забывали записывать, дали они таблетку или нет. Было несколько историй, когда они заставляли дважды пить антибиотик или серьезный психотропный препарат. Не верили нам на слово, что мы уже пили, считали, видимо, что лучше дать больше, чем не дать. Медсестры всегда проверяют, проглотил ли пациент свои таблетки.
Смеяться и плакать они не разрешали. Если плакала расчувствовалась при встрече с мужем — докладывали врачу, приходилось объясняться. Если смеялась, делали замечание. Хотя под действием моих препаратов первое время мне постоянно хотелось ржать — эйфория, нормальный симптом при приеме подобных лекарств. Я как-то читала книгу, там была глава про психиатрические больницы еще на заре их возникновения. Врач выявил формулу, какие должны быть условия в клинике, чтобы пациентам становилось лучше. Простые вещи: вкусная еда и ежедневная регулярная гигиена.
У нас и с тем, и с другим были большие проблемы. Очень сложно было держать себя в чистоте и комфорте. Как я уже сказала, в обычной палате, в которую переводят, когда доктор посчитает это возможным, уже разрешают иметь больше предметов гигиены. Но пока меня 5 дней держали в надзорке , мне полагалась только зубная щетка и паста. Приходилось просить гель для душа и шампунь у других девочек. С кремами было туго, между тем, у меня ужасно сохла кожа.
Пришлось изобретать собственные косметические процедуры. Например, я мочила вафельное полотенце и с силой терла лицо. Такой вот скраб. Еще сворачивала туалетную бумагу в несколько раз, смачивала водой и накладывала этот компресс на нос.
Да, на меня косо смотрели санитары, но я и так уже была в дурдоме. Хотя бы здесь можно себе позволить быть странной? Помыться можно, когда открывают душевую. Ежедневно утром, за час до завтрака, и вечером есть час после ужина.
За 60 минут должны успеть помыться человек Мыться можно было только частями. Две очереди, ты выбираешь, какую занять: на биде или на ванную, где можно помыть голову или ноги. Если моешься слишком часто, по мнению персонала, можно услышать упрек: «Ты же в пятницу в бане была, зачем тебе мыть голову в понедельник? В пятницу для пациентов надзорки организовывали душ, остальных водили в баню.
За 2,5 недели пребывания в больнице я попала туда единожды. Это были дореволюционные бани. Старенькая плитка, железные тазики, три душа. Я знала девочек, которые очень не любили эту баню, впадали в панику: их смущали голые люди и что при чужих приходилось раздеваться.
Мне же, несмотря на то, что место это было трудно назвать комфортабельным, там понравилось. То ли мне просто ужасно хотелось помыться как следует, то ли прописанные мне таблетки раскрашивали все в более приятные краски.
Всю еду подавали еле теплой. Можно было не тешить себя надеждой встретить хотя бы кусочек мяса в супе или где-либо еще. Меня удивляло, что даже картошку повара не могли сварить нормально: в тарелке плавала какая-то картофельная каша с водой. Они же дома для семьи готовят? Почему они над людьми так издевались на работе? Не ходить в столовую было нельзя. Это значит, что ты отказываешься от еды. Еще один повод для санитаров задуматься о твоем состоянии и рассказать о тебе доктору.
Как-то одна из санитарок в столовой решила раздавать всем сыр не с подноса, а хватая его руками. Я не притронулась к продукту, о чем, конечно, доложили моему врачу.
Он потом со мной разговаривал, почему я плохо ем — ведь это отклонение от нормы. Я объяснила, что есть в столовой крайне тяжело. Большинству пациентов не нравилась кухня, но их мнение не принимали в расчет.
Врач принял к сведению, но что он сделает? Однажды повлияло на кухню только сообщение о возможной проверке. Пациенты были крайне удивлены тем, как могут, оказывается, вкусно готовить повара. Еда была теплой! Лучше гороховой каши я в жизни не ела. В капусте мы видели настоящие кусочки мяса! Но, увы, так кормили всего один день. Нормально поесть можно было, только когда друзья и родственники приносили в контейнере домашнюю еду. Прямо на встрече ели, с собой в палату забирать нельзя.
Разрешались передачки фрукты, шоколад, печенье — их санитарки складывали в отдельные пластиковые корзины. Лакомства разрешали брать за два часа до завтрака или за час перед сном. Посещение пациентов проходило в столовой, по субботам и средам с до и с до Родные могли взять разрешение у врача и вывести тебя на прогулку.
Но гулять можно только по территории, где очень грязно и неприглядно, как после бомбежки. Я предпочитала общаться внутри. Во время посещения ты не можешь пользоваться даже чужими телефонами, передать привет маме: «Я здесь, со мной все нормально.
Моя подруга однажды пошла на хитрость во время нашей встречи: спрятала телефон в рукав, чтобы я записала голосовое сообщение.
Созваниваться с близкими можно только в присутствии врача когда у него будет время и только по делу: «Когда приедешь? Мне нужно привезти то-то». Вопрос «Как ты? Но когда меня выписали, я узнала от другого врача, что, оказывается, «звонить разрешается всем по требованию и без особых ограничений».
Время здесь тянется медленно, выбор занятий крайне скудный: пианино за него редко кто-то садился , телевизор постоянно шли передачи Соловьева или сериал «Зачарованные» , настольные игры первое время, пока все вокруг пугают, играть особо не с кем. Я спасалась книгами в шкафу столовой, в основном классика, прочла пять книг за две недели. Пока пациенты играли в настольные игры, их тумбочки проверяли санитары.
Пациентов усиленно берегут от суицида. В туалетах не запирается дверь, нет зеркал и твердого мыла. Нельзя стоять и смотреть в окно в коридоре. Окна в решетках, выходят во двор, открывать и закрывать их может только персонал. В обычной палате смотреть в окно можно сколько угодно, там никто за тобой не следит. Но появляется другая проблема: каждое утро начинается с проветривания.
В целом, это очень полезное мероприятие, но не когда оно затягивается на весь день, а на улице холодно. Моя новая подруга Надя вместо носков пронесла гольфы — отобрали. Видимо, с ними можно тоже сотворить какой-нибудь суицид. В общем коридоре всегда горит свет, ты никогда не оказываешься в полной темноте.
Так что те, кто не может уснуть при свете, испытывают неудобства. Иногда мы использовали полотенца как маску для сна: сворачивали их в несколько раз и клали на глаза. Еще одна мера безопасности — в кране нет горячей воды, только теплая. Это до меня дошло потом, когда я после больницы зашла в кафе.
Пошла помыть руки и сильно обожглась, по привычке выкрутив кран до упора. Уже выписываясь, я услышала от одной санитарки, что, оказывается, вся дичь, которую я отметила в больнице, — ерунда. По сравнению с другими отделениями больницы здесь рай на земле. В других местах, для более сложных пациентов, гораздо грязнее, а обращение с пациентами в разы жестче. Дату выписки не говорят никому до последнего.
Могут сказать: «В пятницу сообщим, когда выписываем». Я с понедельника ждала этого дня, считала минуты. В пятницу врач сказал: «Ну да, раз уж вас ничего не беспокоит, на следующей неделе сообщим дату выписки». Так, в сильнейшем волнении, я дожила до понедельника, мои родные все выходные тоже переживали, знали, что в пятницу должна появиться информация.
Доктор позвонил, когда муж почти был на месте не выдержал без вестей и приехал сам вместе с родственниками. Их приняли, договорились о моей выписке на вторник. Перед выпиской врач позвал меня в кабинет. И только тогда объяснил, что вообще со мной было.
